ЗАТАИВ ДЫХАНИЕ

Что сложнее? Сделать выбор или действовать?

Проще посмотреть фильм, чем его выбрать.

Тоже касается отношений между мужчиной и женщиной. У мужчин нет проблем. Любая первая попавшаяся девушка – и действуй! Девушкам же нужно выбирать. Любая не лишена внимания хотя бы парочки парней.

Если сложить это вместе, в сумме выходит та тонкая лёгкая нить между людьми, которую с трудом и сомнениями замечают другие, когда они находятся на самом начальном этапе отношений.

— Они что, вместе? — спрашивали все вокруг.

А видели их вместе часто.

— Это ещё ничего не означает, — говорили.

Ведь они коллеги. Маркетологи одной крупной компании. Он работал в одном районе, она в другом. По рабочим вопросам практически не пересекались. Виделись на собраниях два раза в неделю. Тем не менее увидеть их вместе ещё ничего не означало. А видели их вместе часто.

— Это ещё ничего не означает, — говорили.

Ведь у его была девушка. А у неё был парень. Все знали, что они в отношениях. Точно так же, как все знали, что эти отношения оставляли желать лучшего. Его девушка была стервой, а её парень мудаком. Но…

— Это ещё ничего не означает, — говорили.

Но мы то знаем, если что-то есть, значит, тебе точно не показалось.

Они были на начальном этапе отношений. Со стороны выглядело как «ничего не означает». Но чувствуется эта тонка связующая их нить. И стоило только подкинуть в неё искру, она тут же стала бы причиной разгорающегося пламени страсти.

Но они были на начальном этапе отношений. Когда он трепетно и бережно ухаживает за ней, хотя в душе страстно хочет завладеть ею. А она прекрасно всё понимает, но делает вид, что ничего не понимает. А он верит. Верит в образ дурочки, под которым скрывается тяготы выбора. Ведь также страстно хотят любую девушку сразу несколько парней. И кому именно в объятия страсти нужно отдаваться? Назад пути нет.

— Они что, вместе? — шептались коллеги между собой, когда заканчивалось очередное собрание.

А он будто не слышал. Не замечал всего этого. Просто подошёл к ней и спросил:

— Пойдёшь в кино?

Она немного удивилась от того, с какой лёгкостью на глазах у коллег он спрашивает её о планах на вечер. По сути он спросил именно об этом. Просто упустил несколько лишних вопросов.

В его представлении вопрос о кино не представлял ничего особенного. Мол, с тем же к ней может подойти любой другой. И он к любой другой. Ведь это ещё ничего не значит.

— Да, конечно, пошли, — ответила она.

Это же начальный этап отношений. Ни с кем ещё она так часто не ходила в кино. Но тем не менее неизменно отвечала: «Да», «Конечно», «Пошли». Просто каждый раз со всё более глубоким вздохом.

Тут подбежали две девушки. Они явно услышали их разговор.

— А вы что, собрались в кино? — спросили они.

— Да, — ответила его возлюбленная.

— О, мы тоже хотим. Как здорово было бы, да? Сходить всем нашим дружным коллективом куда-нибудь. Сейчас всё организуем.

Эти девушки слишком быстро смогли организовать ребят, которые чаще всего на вопрос «чем ты занят сегодня вечером?» неизменно отвечали какую-то нечеловеческую ерунду. Поэтому где-то через пятнадцать минут, он подошёл к ней отдельно и сказал:

— Я не пойду в кино.

— Почему?

— Не хочу со всеми идти.

— Так если ты хотел бы со мной вдвоём пойти, может, и сказал бы мне лично, а не при всех?

— Так я подумал, а что такого. Кто в кино не ходит то?

— Вот именно. Ты понимаешь, что люди делятся на два типа. Одни сразу же видят в твоём вопросе что-то особенное. Такие люди очевидно не будут мешать нам, но сразу подумают, что у нас отношения. Другие же как и ты не видят в этом ничего особенного, а значит, к двум коллегам вполне легко могут присоединиться другие коллеги. Почему бы и нет, раз уж в этом нет ничего особенного?

— Ладно, ладно, я тебя понял. В следующей раз буду предусмотрительнее. И что теперь делать?

— Скажем, что не идём. А сами поедем в какой-нибудь другой кинотеатр и всё. Проблема что ли?

Он кивнул.

Они вдвоём вышли к главному входу делового центра. Отойдя в сторону в ожидании, когда разъедутся все коллеги, он уставился в телефон.

Наверное, смотрит афишу и ближайшие кинотеатры, — подумала девушка.

— Пока Никита, пока Катя.

Так неизменно прощались все, кто проходил мимо. В его голове звучало это так, будто они дают понять, что всё знают, как бы он не пытался это скрывать.

Девушка устала ждать, когда все разойдутся и подошла к ему, игнорируя эту бессмысленную конспирацию.

— Ну что? — спросила она.

— Ты знаешь, в какой кинотеатр они поедут?

— Да. В ближайший. В Гринвич.

— Отлично. Поехали тогда в Алатырь.

Вдруг проходящий мимо мужчина неожиданно остановил их, когда они хотели уже было начать идти.

— Привет, слушайте, сигаретки не найдётся? — спросил мужчина.

Катя уже потянулась во внутренний карман своего пальто, как вдруг Никита сказал:

— Нет, не курим.

Отойдя немного, он добавил:

— Вот почему как только я начинаю бросать курить, тут же все вокруг делают всё, чтобы я не забыл о своей зависимости?

— Может, именно потому что ты только о них думаешь, ты их везде и видишь?

Он проигнорировал вопрос.

Они поехали в торговый центр. В тот, что был через дорогу от его квартиры. Когда они вошли внутрь этого многоэтажного необъятного чудовища коммерции, девушка тоскливо сказала:

— Раньше всё было по-другому.

— Что именно?

— Раньше кинотеатры были другими. Их можно было найти где угодно. На первых этажах старого сталинского дома. В забытых городом особняках. В музеях. В обсерваториях. В концертных залах. Под открытым небом, в конце-концов.

— А что? Разве сейчас хуже?

Она глубоко вздохнула:

— А что сейчас? — говорит. — В наше время, во время разорившихся старых стильных кинотеатров, чтобы посмотреть фильм, нам нужно припереться в бездушный торговый центр. А ведь все они, если приглядеться, похожи. Как советские гранённые стаканы. Затем нужно пройти дюжину бутиков, пару точек фаст-фуда и только потом мы с тобой сможем сделать выбор. И то, среди чего? Кинотеатры сами стали будто бы отражением того, каким стало кино. Безвкусным, унылым и безразличным к зрителю.

— Что? Разве для тебя кино это не способ провести просто время? Со мной?

— Конечно! Но я скучаю по тому времени, когда всё было иначе. Когда ты с друзьями после школы бежишь в кинотеатр, чтобы посмотреть очередную новинку. И всегда было из чего выбрать. В конце-концов, я скучаю по времени, когда кино в первую очередь было искусством, а уже потом бизнесом. Даже для Голливуда, понимаешь?

— По-моему для Голливуда всегда деньги были важнее.

— Да? А почему тогда в премиальном и залацканном голливудском Оскаре каждый год находится не больше пяти фильмов достойных упоминания самим архитекторами индустрии? Сами штампуют и сами же позорят свой продукт?

— Что ж, в связи с последними событиями, теперь нам не удастся хотя бы и их посмотреть.

Всем казалось, что индустрию развлечений уничтожит в пух и прах коронавирус. Что ж. Что нас не убивает, делает сильнее. Верно? Благодаря ему напротив были внедрены передовые технологии сервиса, которых не хватало. Бесконтактная оплата. Дистанционное бронирование. Стационарные терминалы, готовые предоставить весь перечень для выбора.

— Ну что? На какой фильм пойдём? — спросил он, когда они подошли к одному из таких терминалов.

Бегло оглядев фильмы, она выпучила нижнюю губу и пожала плечами, и стала осматриваться по сторонам.

— То, что идёт только российское, не значит, что оно говно, — сказал Никита.

— Я не говорю, что русское кино – говно. Я говорю, что то кино, что идёт именно сейчас – ну не знаю. Оно особенно какое-то говно. Понимаешь? Видно как русскому кино в рамках импортозамещения пришлось штамповать фильмы как советский завод во время первых пятилеток.

— Первых чего?

— Забудь. Я так, о своём, о старом.

Она была на пять лет старше. Он не видел в этом проблемы. Но так получается, что умный не понимает, почему дурак не может решить пример, и наоборот; сильный – почему слабый не может поднять гирю, и наоборот; мажор – почему бедняк не купит себе новый телефон вместо того старого, что постоянно глючит, и наоборот.

— Хочешь на хоррор пойти? — спросил он. — Но они только после десяти вечера.

— Ну если никаких других вариантов, ничего страшного, я думаю. Или ты спешишь?

— Нет. Я подумал, вдруг ты спешишь. Можем сейчас купить, а потом пошататься по тэ-эр-цэ, да?

— Да, конечно.

К десяти часам вечера торговый центр превращался в пустошь. Закрытые бутики и точки фаст-фуда выглядели декорациями для постапокалиптического фильма. Словно фильм ужасов начинался ещё с подступов к залу.

— Всё закрывается уже, — сказала она. — Может, пройдём пока к залу?

— Слишком поздний сеанс, конечно. Нам ещё почти час ждать придётся.

— Ну что ж. Сам хотел в кино.

— А ты разве не хотела?

— Честно говоря, когда мы вместе, мне без разницы, чем мы занимаемся. Гуляем, едим или смотрим кино. Мне всё равно.

— Ну здорово.

Большинство сеансов уже подошло к концу. Большинство залов уже не работали. Остались только два. И в обоих показывали фильмы ужасов.

У входа в залы стоял молодой человек. Очень высокий и настолько же очень худой. Он был похож на фонарный столб. Только разукрашенный в фирменные цвета кинотеатра. Забавно, цвета формы были оранжевые. А сам он был рыжим. А волосы были длинные и волнистые.

— Ты только посмотри на него, — сказала она.

— Да, странный тип.

— Господи, почему некоторым парням достаются такие роскошные волосы? Отдали бы лучше девушкам.

— Ну это гены, наверное. Скорей всего у его мамы такие же роскошные волосы.

— Знаешь, у меня была подруга. Волосы точно такие же как у этого парня. У неё из родителей никого не было рыжими.

Парень громко усмехнулся.

— Да, понимаю, — продолжила она. — Но она была идеально похожа на обоих родителей. Знаешь, по чуть-чуть от каждого.

— Да? Как так?

— Я также задалась вопросом. А так как это было в школе, я полезла в учебник биологии. Оказывается, гены могут передаваться через поколения. Там это даже как-то легко высчитывается математически формулой. У той девушки был только один прадед рыжим.

На сеанс пришло совсем мало людей.

— Я думала, что мы вообще только вдвоём будем, — сказала Катя.

— Да нет, мы когда билеты покупали, там уже человека четыре купили билеты.

Они подошли к молодому человеку. В фирменной оранжевой футболке. У него были очки. Показали ему билеты. Он оторвал корешки с контролем и пожелал им приятного просмотра.

— Может, всё-таки стоило взять поп-корн? — спросил Никита.

— Да что ты заладил со своим поп-корном, — ответила Катя, взяв его за руку и потянув за собой в зал. — Я не ем его. И мы только что покушали. В тебя разве влезет ещё?

— Ну вдруг захочется, пока смотрим? Стресс же вызывает аппетит, разве нет?

Она посмотрела на него и он понял, что не стоит испытывать терпение.

Когда они подымались вдоль рядов, она спросила:

— Ты видел его очки?

— Нет. Не присмотрелся. А что такое?

— Знаешь, я помню, как у нас в школе никто очки не носил, кроме одного парня с сильным косоглазием. У него в детстве какие-то серьёзные проблемы с одним глазом случились. После этого он носил их всегда. Знаешь, такие большие, серые, металлические. Словно брекеты для глаз.

— Да ладно, чего такого то?

— Это сейчас мы так думаем. А в детстве, если ты носишь такие очки, ты лох. У нас в школе однажды всем взбрело в голову провести медосмотр. Выяснилось, что очки нужно носить половине класса. Всех заставили носить, кому врач прописал. И тут вдруг, с первой же покупкой одной из «крутых» девчонок, выясняется, что очки бывают стильными. Когда ты выглядишь как не тот ботаник, а хипстер.

— Забавно.

— И я о том же. Что ему мешало купить такие же?

В зале было очень грязно. По всюду лежали пустые бутылки из-под колы, пачки из-под чипсов, то тут, то там лежали сами чипсы, сухарики и была разлита вода.

Это был последний сеанс в кинотеатре. Кино по соседству в зале скоро заканчивалось. И это был последний работающий зал. Возможно, поэтому сотрудники кинотеатра решили не прибираться ради нескольких случайных зрителей.

— Мы можем сесть куда угодно, — сказал он. — Необязательно именно на купленные места.

— Как же так?

— Так всё равно мало людей будет. Чужие места мы уж точно не займём. Можем попытаться найти места почище.

— И то верно.

Его интуитивно тянуло к рядам повыше. Она же попыталась действительно найти место почище. Но также следом за ним потянулась повыше.

— Вот тут нормально, вроде бы, — сказал он.

Но нормальные места найти тут было само по себе уже чем-то ненормальным. И даже более или менее чистые места казались убогими, просто из-за вполне естественной человеческой брезгливости.

Сеанс начался.

Классика хоррора. Сразу же после небольшого предисловия, содержащего лишь элементы микрохоррора, по мере повествования с ходу образуется нагнетающая обстановка.

Всё в готической классике. Дом, больше напоминающий тёмный таинственный замок. Вместо многострадальческих вдохов, протяжный душераздирающий стон. А главные герои с первых кадров раскрывают межличностный конфликт, так точно соответствующий повестке дне.

Когда прошло около десяти минут после начала фильма, она вдруг спросила:

— Ты слышал?

— Что такое?

— Какой-то звук.

— Какой?

— Не знаю. Странный. Как будто что-то скребётся. Металлическое такое.

— Не знаю. Может показалось. Смотри фильм, давай.

Она постаралась не замечать, что что-то происходит на фоне. Попыталась представить, что это всё часть фильма и ей просто мерещится.

Но тут, всего краем глаза она замечает, как возле лестницы возникла высокая фигура. Она была во всём тёмном и сливалась со тьмой. Она встала прямо напротив одной парочки, севшей возле входа.

Те, заметив нечто рядом, начали посмеиваться.

— Это что? Какой-то перфоманс? — спросил мужчина.

Правда, смех, как и вопрос, были довольно-таки нервными.

Фигура во тьме выглядела в точности как будто сошла с экрана, как персонаж из того ужаса, который они смотрели. Сумеречная фигура с длинными чёрными волосами в кожаном чёрном плаще.

А в правой руке топор. В точности как у персонажа.

Так что, вроде бы всё выглядело так, словно так и должно быть.

Топор резко занёсся над мужчиной и одним резким рывком нанёс удар, который неуклюже попал в плечо.

Никита с Катей были в шоке. Она даже немного подскочила. После чего нервно посмеялась. Но они продолжили сидеть. Ведь это всё ещё выглядело как перфоманс. Как естественное продолжение происходящего на экране. И было интересно, что будет дальше.

Раздался вопль. Похоже, что раненный мужчина либо сильно переигрывал, либо ему явно не очень понравилось почувствовать топор на своём плече.

Когда топор с трудом вырвался и вновь вознёсся над мужчиной, тот попытался сбежать, а сидящая рядом женщина заверещала как сирена воздушной тревоги.

— Твою мать! — вдруг крикнул Никита. — Похоже, что это всё всерьёз.

Он соскочил с места, схватил её за руку и сказал:

— Бежим!

Несколько человек, сидевших вокруг, были ближе всех к происходящему. Ребята же, нарочно или случайно, сели дальше всех от выхода. Но он то и был перегорожен фигурой психопата.

Никите вдруг хватило сообразительности, в отличии от стоявших в шоке очевидцев, что есть и второй выход.

Когда они подошли к запасному выходу, всё его внимание было сконцентрировано на том, чтобы сбежать отсюда. Ей же в ожидании пришлось с ужасом наблюдать за происходящим.

Она понимала, что очевидно,десять человек, коих и было в зале на момент сеанса, с одним маньяком вполне легко справились бы, кем бы он не был. Но побеждал здесь не маньяк, а страх, который овладел всеми наблюдающими.

Рассудок, порядочность, принципы, хладнокровность, храбрость – это всё для остальных. Для тех, кто не оказался в сложной ситуации. Кто не держится за свою шкуру как за золотое руно.

Храбрость – это презрение к боли и смерти. Так много высокомерных ублюдков, вымещающих свою напыщенность на людей, и так мало, вымещающих её на отношении к боли и смерти.

Что же она видела?

Оцепенение людей. Людей, готовых получать, но не сопротивляться. Кто-то в толпе что-то кричал. Явно в протест тому, что видел. Но до остальных это доходило неразборчивым эхом.

Все в ужасе смотрели, не сдвигаясь с места, как сумеречная фигура, раз за разом нанося удары, превращала человека в мясное рагу.

Её отвлекли только звуки того, как её молодой человек пытался сломать дверь силой.

Очевидно, тот рассудок, который помог ему найти в темноте запасной выход, с концами пропал, стоило ему только столкнуться с первым же препятствием.

И правда. Что мы делаем с тем, что вдруг не работает так, как нам хотелось бы? Пытаемся разобраться в этом? Нет, конечно. Ломаем это к чёртовой матери!

— Дай мне, — сказала она.

Ей приходилось однажды покидать торговый центр во время пожара. Правда, пожара как такового не было, просто сработала сигнализация. Тем не менее она на личном опыте помнила, как работают эти двери с перекладиной вместо ручки. Казалось бы, очень легко, потяни – и всё. Но на панике очевидное скрывается за ужасным.

Они сбежали.

Сбежали, и не думая о тех, кто остался там. Он был слишком занят спасением дорогого ему человека. А она была слишком подавлена от увиденного.

Выбежав наружу, они побежали вдоль длинного коридора. Позади слышались крики людей. А впереди опустошённый торговый центр, где все бутики и магазины закрыты, эскалатор не работает и вообще непонятно в какую сторону бежать.

— Твою мать! Куда дальше? — кричал он.

А душераздирающие крики не прекращались и будто бы шли по пятам за ними.

— По-моему в той стороне лестница есть, — сказала она.

И показала на длинный узкий коридор, заканчивающийся закрытой пластиковой дверью.

— Чёрт подери! Пошли, — сказал он, вновь взяв её за руку. — Быстрее.

Они подбежали к двери. Молодой человек стал тянуть. Тянет и тянет. Безуспешно.

— Не может быть! — крикнул он.

И начал силой тянуть, психовать и в отчаянии кричать.

В надежде сломать замок, упёрся ногой о вторую створку и стал всем весом тянуть на себя.

— Попробуй от себя, — сказала она.

И дверь подчинилась ему.

— Господи, — разочарованно прошептал он. — Если бы не ты, — говорит, — меня давным давно уже убили бы. Пиздец.

Они бегом спустились по лестнице вниз и оказались на открытой парковке. Здесь уже несколько лет не было искусственного освещения. Ночью здесь темнее, чем в кинозале.

Но молодой человек шёл по наитию, не отпуская её руку.

— Ты куда идёшь? — спросила она.

— Не знаю. Но плевать. Сейчас найдём выход.

Они вышли в парк. Тут же послышалась сирена. Наряды полиции и скорой помощи мчались по улицам района.

— Пошли быстрее отсюда, — сказал он.

— Что? Почему?

— Сейчас начнётся суета эта. Свидетели, обыски, досмотры. Не знаю. Не хочу в этом участвовать.

— Но мы же можем помочь.

— Понадобится, придём в отделение, дадим показания. Скажем, чудом сбежали. Но чего я точно не хочу сейчас, так это торчать в этом месте ещё несколько часов.

Он обхватился обеими руками уровне пояса. Было видно, как его колотит. Словно он спринтом пробежал марафон и никак не мог отдышаться. Но дело было явно не в дыхалке.

Она согласилась.

Взяла его за руку и повела за собой.

Они прошли через парк насквозь. А затем она пошла прямиком к круглосуточному магазину.

— Подожди здесь, — сказала она.

— Зачем? — спросил.

— Ну подожди, пожалуйста.

Он закатил глаза.

Через пару минут она вышла обратно. Протянула пустую руку.

— Что? — спросил он, не понимая, чего она хочет.

— Дай руку, — сказала она.

Он протянул руку в ответ как для рукопожатия. Она перевернула её ладонью вверх и положила ему в руку пачку сигарет.

Он ничего не ответил.

Трясущимися руками он с трудом снял этикетку. Но уже потом вполне уверенно достал сигарету. Она достала зажигалку и дала ему огня.

Глубоко затянувшись, он долго не выпускал из лёгких дым.

С первым клубом дыма воспарившим над ними его объяли чувства. Он ощутил свободу. И сдал. Не смог сдержаться.

Слёзы сами пошли ручьём. Ему казалось, что он должен что-то сказать. То ли оправдаться, то ли объяснить, что у него на душе. Но всё, что он смог выдавить из себя – смех. Нервным смех

Она приобняла его и посмотрела прямо в глаза.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал он.

Слегка оттолкнул и взял за руку. Они пошли дальше.

Он ощутил свободу. Свобода дала ему понять ту боль, которую он испытал бы без неё. А она ощутила, что наконец-то может сделать выбор.